Пoкa я снимaлa куртку, oн пoxoтливo oщупaл мeня взглядoм и пoдoбoстрaстнo прoшeптaл: «Прoxoдитe, прoxoдитe…»
— Гoрдик, твoя дeвушкa ужe пришлa? — рaздaлся с кухни дребезжащий старческий голос.
— Пришла! — громко крикнул он в кухню, а мне, словно оправдываясь, торопливо пояснил: — У меня мама дома…
— Мама? — слегка озадачилась я: про маму мы не договаривались.
— Она скоро уйдет. По делам. Надолго.
Мы прошли в старомодную, плохо прибранную гостиную. Убирается тут явно мама. Гордей, наверное, только пылесосит. По воскресеньям.
У Гордея рост метр восемьдесят. И шрам над правым глазом. Хотя это не брутальный шрам, полученный в бою или драке. Наоборот — Гордей, поскользнувшись в гололед, рассек себе бровь о ступеньку подъезда. Ни грамма подвига — сплошная нелепость.
Итак, высокий Гордей со шрамом. Вполне достаточно, чтобы женщины кокетливыми мотыльками вились вокруг его фитиля.
Но они не вьются. Вот не вьются — и всё. А Гордику уже 43.
Для женщины это вообще возраст аларм-аларм! — закат возможности деторождения. В этом возрасте женщины особенно отчаянно рожают «для себя».
Гордик тоже хочет родить. В смысле, чтобы кто-то родил «для него». Ну и для его мамы, которая «видимо, так и помрет, не дождавшись внуков».
Я представилась журналисткой. Пишу материал о Киеве как городе одиноких людей, о женихах и невестах столицы. Дадите интервью? Дам, конечно.
МАМА
— Здравствуйте, уважаемая барышня! — В комнату неторопливо входит пожилая, но молодящаяся женщина. — Меня зовут Зинаида Макаровна. А вас как величать?
— Ольга.
— Ольга, я накрыла чай. Напекла плюшек с корицей. Вы кушайте, кушайте…
Зинаида Макаровна — хорошая женщина. Но пожилая. Она пережила тяжелые голодные времена и не смогла их забыть. Поэтому она постоянно говорит одну фразу: «Вы кушайте, кушайте». Это, в принципе, обычная фраза. Но когда ее повторяют по сотне раз в час, она становится самой ужасной фразой в мире. МЫ КУШАЕМ, КУШАЕМ!!!
ЧЕЛОВЕК С ЧАСТИЦЕЙ «НЕ»
Мне с первой минуты очевидно, почему Гордей одинок. Нет, дело не в том, что он латентный сладострастник, и не в давно не стиранных усах.
Просто он — никакой. Человек с частицей «не». Неинтересный, невеселый, неперспективный. Высокий — да. Но все остальное — не.
Мы с Гордеем переходим на ты.
— Вы кушайте, кушайте. Надо нам женить Гордика, — говорит мама Зинаида Макаровна, причитает. Берет меня в сообщники в деле трудоустройства сына в семью. Диалог происходит при Гордее. Он сидит рядом на табуретке и молчит. Неинициативный.
— Да, может, сам как-нибудь справится, Зинаида Макарна, — хмыкаю я.
— Не справится, — вздыхает мама. — За 43 года не справился…
— Значит, не хочет.
— Хочет, хочет!!! — испуганно адвокатирует сына мама. — Гордик, ну скажи!
— Все женщины меркантильные, — выносит приговор Гордик. — Деньги всем нужны…
— Это да, — легко соглашаюсь я. — А что еще у тебя есть, Гордей?
— В смысле?
— В прямом. Брак — это бартер. Мы вот с мужем вместе 14 лет. Я ему — детей, ноги, борщ. Он мне — юмор, легкость, деньги. Все честно. Не понимаю, почему ты с осуждением говоришь о женщинах как об охотницах. Ведь у тебя ничего нет.
— Как ничего? — обиделся Гордей.
— Как ничего? — обиделась Зинаида Макаровна.
— Ну вот я и спрашиваю: что? Что есть?
— Ну я веселый…
— Ну он веселый… — вторит Зинаида Макаровна.
— Гордей, расскажи анекдот, — прошу я.
— Какой?
— Любой.
— Я так не могу.
— Гордей, ты веселый, — напоминаю я.
— Встречаются русский, поляк и немец. На острове. Ну попали туда. После кораблекрушения.
— Та-а-ак…
— Ну… Короче… Слушай, я так не могу!
— Вот, — резюмирую я. — Ни хрена ты не веселый, Гордей. Ты не удосужился выучить хоть какой-нибудь завалящий анекдот, чтобы рассмешить женщину.
— А мне не нужен «Камеди Клаб», мне семья нужна.
— Вы кушайте, кушайте, — растерялась Зинаида Макаровна: она понимает, что интервью получается какое-то странное.
ДОМАШНИЕ ПИРОЖКИ
— Ты умеешь зарабатывать?
— Я работаю с института!!!
— Верю. Но я не спросила, как долго ты работаешь. Я спросила: ты зарабатывать умеешь?
— Я же не бесплатно работаю!
— Хорошо, — вздыхаю я. — Задам вопрос иначе. Где ты отдыхаешь?
— Последний раз ездил в Одессу. В частном секторе рядом с морем жил. Там столовая рядом, чтобы первое было, мне для желудка, и пирожки покупал у женщины там, по пути. Недорого. Домашние. С капустой. И с мясом.
— Ясно. Ты не умеешь зарабатывать.
— Вы кушайте, кушайте, — суетится Зинаида Макаровна. Она явно сбита с толку даже больше, чем Гордей.
— Ты, Гордей, усатый, — говорю я. — Это факт. И прописан в трехкомнатной квартире. Это тоже факт. Квартиру получили родители. Мама. 32 года на заводе. Трехкомнатную, вероятно, потому что были двое разнополых детей.
— Это к чему?
— К тому, что квартира — не твоя заслуга. Так получилось. Это была твоя фора при старте в жизнь. Но ты и ее не использовал. Думаю, даже за «коммуналку» платит мама. Со своей пенсии. Угадала?
При этих словах Зинаида Макаровна встает и уходит на кухню, бормоча «Кушайте, кушайте…», а я безжалостно продолжаю:
— Тебе остается заработать только себе на еду. Ты и не напрягаешься. Зарабатываешь на свой пирожок с капустой. За что женщина должна тебя любить, Гордей?
— А я ее за что?
— Вот из-за такой стратегии, Гордей, ты и едешь с ярмарки ни с чем. Не страшно? Вот так, без результатов?
— Почему без результатов? — горячится Гордей. — У меня вон сколько грамот!!!
Он бросается к заранее приготовленной папке. Он же готовился к интервью! Благодарность за активность, проявленную… Грамота за участие…
— Гордей, — вздыхаю я. — Грамоты — это не показатель твоей успешности. Это показатель успешности работы отдела кадров по удержанию персонала на рабочих местах за копейки. А грамоты не рожают детей и не варят борщи…
— Не понял…
РАЗОБЛАЧЕНИЕ
— Гордей, я не журналистка. Меня прислал сюда твой отец. Он был у меня на лекции по личной эффективности. Я веду лекции. Помогаю людям быть… эффективными. Твой отец очень переживает за тебя. И хочет тебе помочь. Поэтому…
— Ма-а-ам! — испуганно кричит Гордей в сторону кухни, не спуская с меня глаз.
Зинаида Макаровна входит в комнату.
— Мам, она от отца. Лазутчица.
Зинаида Макаровна ошарашенно переводит на меня взгляд.
— Вы от Павла?
— От Павла Ивановича.
— Она психолог, мам. Пришла меня лечить.
— Я не психолог, Гордей Павлович. Я не говорила так. В данном случае я диагност. Ваш отец заплатил мне. Чтобы я пришла и… была собой. Я потрошитель иллюзий. Но иногда это очень полезно. Он переживает за вас.
— Уходи.
— Отец хотел выдернуть тебя из этой вязкой маминой заботы. И, уходя от нее, от мамы, позвал тебя с собой. Сколько тебе было? 25? Когда ты укрылся с мамой одной обидой на отца и свою слабость замаскировал совестью. Конечно, так проще. И сидишь ждешь, что кто-то оценит. А ценителей все нет. Вон мама только. Но мама не считается. У нее работа такая — любить тебя безусловно. И в компании, в которой ты работаешь, женщины-коллеги видят тебя насквозь. Зачем им сорокалетний зануда со скрепками? Ты даже в любовники не годишься. Любовник — он же не только секс, он вдохновение и подарки. А ты что?
Спустя 10 минут за мной обиженно закрывается дверь. Слишком быстро закрывается, чтобы это можно было назвать «сама ушла». Меня выгнали.
ПАПА
Я набираю номер Павла Ивановича.
— Ну что? — спрашивает он вместо приветствия.
— Ну все, как я говорила. Оставьте мальчика в покое.
— Мальчику 43.
— Он инфантилен, как Карлсон, который живет на крыше. Но он счастлив.
— С мамой в 43? Без семьи и без детей?
— Пал Иваныч, нельзя осчастливить человека насильно. Нельзя вылечить от болезни, которую он не признает. Ему хорошо. С мамой и пирожком с капустой. Он слишком слаб, чтобы иметь смелость оценить себя со стороны. Ему хватает маминых оценок. Даже если вы насильно выдернете его, наймете психологов и тренеров, причините свое счастье, все зря.
— Потому что 43?
— Да нет. Возраст ни при чем. Меняться можно и в 93. Но первый шаг — признать проблему. А у него их нет.
— И что делать?
— Говорю же: оставить его в покое.
— Я не могу. Он мой сын. Он катится в пропасть. Я должен ему помочь.
— Пал Иваныч, а это ваша проблема. Наймите коуча и отработайте неуемное желание нянчить сорокалетнего дядечку, свою латентную вину за «упущенного» ребенка отработайте. Это ваша очевидная проблема, не Гордея.
— Ясно. Поработаешь со мной?
— Нет, я не психолог. Я диагност. Ну… Терапевт. Могу грипп вылечить. Насморк. Кашель. А если что серьезное — это к специалисту. Могу дать контакт…